БИБЛИОТЕКА  galactic.org.ua
Клуб Бронникова

СОЗНАНИЯ

Колин Уилсон

Киев
"София" 1994 г.

1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
 10.
 11.
 12.
 13.
 14.
 15.
 16.
 17.
 18.
 19.

ПАРАЗИТЫ СОЗНАНИЯ

     По всей видимости, возможности детально проследить, как именно Карел Вайсман пришел к своей "философии истории", нет. Это было результатом работы, проводимой неустанно в течение всей жизни. Но я могу по крайней мере обозначить те обобщения, которые он делает в своих "Размышлениях об истории".
     Самым замечательным даром человечества, говорит Вайсман, является его сила самообновления, а также созидания. В качестве самого простого примера можно привести то самообновление, которому человек подвергается во время сна. Усталый человек - это человек, уже находящийся в объятиях безумия и смерти. В высшей степени замечательным у Вайсмана является то, как он ассоциирует безумие со сном. Человек, владеющий рассудком, - это человек, полностью проснувшийся. По мере того как он устает, его ум утрачивает способность держаться на плаву над снами и галлюцинациями, и жизнь для него все больше проникается чертами хаоса.
     Так, Вайсман оспаривает широко бытующее мнение о том, что дух созидания и самообновления так уж доминирует у народов Европы начиная с эпохи Ренессанса и до восемнадцатого столетия. История человечества в этот период полна кошмара и жестокости, однако человек находит в себе силы избывать их с той же легкостью, как набегавшийся за день малолетний ребенок восстанавливает энергию во время сна. Эпоху правления королевы Елизаветы преподносят как век торжества всех светлых начал в человеке, а между тем тот, кто изучал историю пристально, ужаснется царившему бессердечию и жестокости. Людей подвергают пыткам и сжигают заживо, евреям обрезают уши, детей истязают до смерти или обрекают на смерть в фантастически грязных трущобах. И тем не менее сила оптимизма и самообновления в человеке настолько велика, что хаос жизни лишь подгоняет его на новые дерзания. Великие эпохи следуют одна за другой: эпоха Леонардо, эпоха Рабле, эпоха Чосера, эпоха Ньютона, эпоха Джонсона, эпоха Моцарта...
     Нет нагляднее подтверждения тому, что человек есть бог, перед которым бессильна любая преграда.

     И вдруг странным образом человечество будто подменяют. Это происходит ближе к концу восемнадцатого столетия. Словно в противовес светлому, жизнеутверждающему гению Моцарта вдруг возникает кошмарная жестокость де Сада. Мы внезапно словно соскальзываем в эпоху тьмы; эпоху, где гении не творят более как боги. Вместо этого они безысходно бьются как в объятиях невидимого спрута. Наступает пора самоубийств. Фактически, начинается современная история, эпоха невзгод и тревожных потрясений.

     Но почему это произошло так внезапно? Была ли тому причиной промышленная революция? Но она произошла не в один день и охватила далеко не всю Европу разом. Европа как была, так и оставалась землей лесов и крестьянских подворий. Чем, ставит вопрос Вайсман, можем мы истолковать несопоставимое различие между гениями восемнадцатого и девятнадцатого веков, если не предположением, что где-нибудь в тысяча восьмисотом году с земной цивилизацией случилось какое-то невидимое и вместе с тем катастрофическое изменение? Как можно происшедшей индустриальной революцией мотивировать полнейшее несходство Моцарта и Бетховена, когда последний по возрасту отставал от своего предшественника всего на четырнадцать лет! Как происходит, что мы вдруг оказываемся в столетии, где половина гениев оканчивает жизнь самоубийством или умирает от чахотки? По словам Шпенглера, цивилизации увядают подобно состарившимся растениям. Но мы-то наблюдаем у себя внезапный скачок из юности в старость! Гнет глубочайшего пессимизма принимается давить на нашу цивилизацию, находя отражение и в литературе, и в живописи, и вообще в искусстве. Но мало того, что человек неожиданно прибавляет в возрасте. Он, что представляется гораздо более важным, начинает вдруг терять силу самообновления. Можно ли представить, чтобы хоть кто-то из великих людей восемнадцатого столетия совершил самоубийство? А ведь им жилось ничуть не легче, чем их потомкам в девятнадцатом веке. Человек новой эпохи утратил веру в жизнь, потерял веру в знание. Он мыслит созвучно Фаусту: "Знанья это дать не может..."; все, что можно открыть и сделать, уже открыто и сделано.

     Карел Вайсман, надо сказать, историком не был, он был психологом <Вопрос прихода К. Вайсмана к пониманию "философии истории" подробно анализируется в трехтомном издании "Философии Карела Вайсмана" Макса Вибига (Северо-Западный университет, 2015 г.)>. Основной доход ему составляла работа в области промышленной психологии. В "Размышлениях об истории" он пишет:
     "В сферу индустриальной психологии я пришел в 1990 году, когда ассистентом профессора Эймза начал работу на фирме "Трансуорлд косметикс". И мне сразу же бросилась в глаза непостижимость и чудовищность сложившегося положения. Разумеется, мне и тогда было известно, что "индустриальный стресс" достиг серьезных масштабов - настолько серьезных, что стали учреждаться специальные производственные комиссии для суда над преступниками, повинными в умышленной порче оборудования, а также в нанесении увечий или убийстве товарищей по работе. Но лишь немногим были известны подлинные масштабы проблемы. Число убийств на крупных заводах и в концернах выросло вдвое по сравнению со средним уровнем таких преступлений по стране. В Америке на одной табачной фабрике в течение одного лишь года было убито восемь начальников производственных участков и двое административных работников, при этом в семи случаях убийцы после совершения преступления тут же кончали с собой.
     Исландская промышленная корпорация "Пластик корпорейшн" решила провести эксперимент. Там создали предприятие "открытого типа" площадью в несколько гектаров. Чтобы рабочие не чувствовали скученности или замкнутости пространства, стены были заменены силовыми полями. На первых порах эксперимент шел с большим успехом. Но прошло два года, и уровень производственной преступности на этом предприятии поднялся до среднего по стране.
     На страницы прессы эти цифры никогда не попадали. Психологи, подумав, решили (и правильно сделали),что опубликовать их значило себе же нажить проблем. Они рассудили, что в таких случаях лучше поступить как при тушении пожара: изолировать источник возгорания.
     Все глубже вникая в суть этой проблемы, я постепенно убеждался, что подлинной ее причины мы не знаем. Как сказал доктор Эймз в мою первую неделю пребывания на "Трансуорлд косметикс", коллеги-психологи откровенно расписались перед ней в своем бессилии. Он сказал, что докопаться до ее истоков невероятно трудно, ибо истоков у нее, судя по всему, великое множество: взрыв урбанизации, перенаселенность городов, ощущение человеком собственного ничтожества и все растущая людская разобщенность, непроглядная серость нынешних будней, крушение идеалов религии, да мало ли что еще. Он не стал скрывать, что не может дать ответ, верным мы движемся путем в решении проблем, возникающих на производстве, или же совсем наоборот. Мы все больше денег тратим на психиатров, на улучшение условий быта; короче говоря, все больше превращаем рабочих в больничных пациентов. Но если люди сами поставили свою жизнь в зависимость от такой иллюзии, то требовать какого-то выхода из создавшегося положения от нас, психологов, просто нереально.
     Вот тогда в поисках ответа я и обратился к истории, и когда эти ответы отыскал, мне захотелось наложить на себя руки. Ибо если учитывать объективный ход истории, то теперешние события были в полной мере им предрешены. Человеческая цивилизация год за годом копила в себе перегрузку; в конечном счете это не могло не кончиться крахом. И в то же время одна деталь в эту картину не вписывалась: сила самообновления, присущая человеку. По логике, Моцарт должен был кончить самоубийством: тяготы его жизни были непереносимы. Но он этого не сделал.
     Что убило в человеке силу самообновления?
     Не берусь судить даже приблизительно, каким именно образом до меня дошло, что причина здесь может крыться одна. Догадка выкристаллизовывалась медленно, в течение долгих лет. Просто я постепенно стал прозревать, что численность производственных преступлений никоим образом не соответствует так называемым "исторически обусловленным причинам". Я как бы очутился на месте главы фирмы, которому чутье смутно подсказывает, что бухгалтер явно темнит с документацией, только как, пока неясно.
     Вот так однажды я и заподозрил о существовании неких вампиров сознания. И с той поры мои подозрения стали подтверждаться на каждом шагу.
     Впервые это случилось, когда я раздумывал над возможностью применения мескалина и лизергиновой кислоты при лечении индустриальных стрессов. По своей сути, понятно, действие этих препаратов не отличается от алкоголя и табака - они оказывают раскрепощающее влияние на организм. Переутомленный работой человек впадает в напряженное состояние уже по привычке и не может сломить эту привычку одним лишь усилием воли. Стакан виски или сигарета, срабатывая на моторные центры мозга, снимают то напряжение.
     Однако у человека есть привычки куда более древние и прочные, чем переутомление от работы. За миллионы лет эволюции у человека выработался целый комплекс разнообразных привычек, способствующих выживанию. И если хоть одна из них выходит из-под контроля, это приводит к умственному расстройству. Человек, допустим, имеет привычку остерегаться врагов, но если он даст этой привычке возобладать над собой, то превратится в параноика.
     Одна из привычек, укоренившихся в человеке наиболее глубоко, - неусыпное бдение опасности и всевозможных невзгод. Она не дает человеку вглядеться в свой собственный ум, поскольку он не может позволить себе отвести настороженного взгляда от обступающего его вплотную внешнего мира. По той же причине человек упорно не замечает красоту, предпочитая концентрироваться на практических проблемах. Эти привычки угнездились в человеке настолько прочно, что их не может пронять ни табак, ни алкоголь. А вот мескалин может. Он способен проникать до самых атавистических уровней человеческого сознания и раскрепощать те центры непроизвольного напряжения, что делают человека рабом собственной скуки и окружающего мира.
     Признаться, на первых порах вину за высокий уровень самоубийств и производственной преступности я возлагал в основном именно на "въевшиеся" привычки. Человек должен уметь расслабляться, иначе от переутомления он становится опасным. Он должен научиться контакту с самыми глубинными уровнями психики для того, чтобы перезаряжать свое сознание. Мне подумалось, что препараты мескалиновой группы смогли бы решить этот вопрос.
     До последнего времени применение этих наркотических веществ не допускалось индустриальной психологией по вполне очевидной причине: мескалин расслабляет человека настолько, что тот становится попросту неспособен выполнять трудовые операции. Он начинает тяготеть единственно к созерцанию красоты мира и мистерий собственного воображения. Я подумал, что необязательно достигать именно такого состояния. Микроскопическая доза мескалина сможет высвободить созидательные силы человека, не вгоняя его в состояние ступора. Кстати сказать, предки человека, жившие два тысячелетия назад, были почти неспособны различать цвета, имея подсознательную привычку их игнорировать. Настолько тяжелой и опасной была их жизнь, что они не могли позволять себе такой роскоши. Однако со временем человек сумел изжить эту многовековую привычку, и это никак не сказалось на его жизненной активности и напористости. Все дело здесь в разумном балансе.

***

     И я объявил, что провожу ряд экспериментов с наркотиками мескалиновой группы. Результаты первых же опытов были такими чудовищными, что "Трансуорлд косметикс" немедленно расторг со мной контракт. Пятеро из десяти моих испытуемых буквально назавтра покончили с собой. Еще двое напрочь лишились рассудка и угодили в сумасшедший дом.
     Я решительно ничего не мог взять в толк. Ведь я сам, учась еще в университете, ставил на себе опыты с мескалином, однако результаты тогда показались мне разочаровывающими. Мескалиновое "празднество" - вещь вообще не лишенная приятности; вопрос лишь в том, любите ли вы праздники. Лично я нет - я слишком одержим работой.
     Полученные тогда результаты подвигли меня еще на одну попытку. Я принял полграмма мескалина. Результат был настолько диким, что при воспоминании о нем меня до сих пор пробивает нервная дрожь.
     Вначале были просто характерные приятные ощущения: мерно, враскачку плывущие пятна зыбкого света. Затем наступило ощущение невиданно глубокой умиротворенности и покоя, проблеск буддистской нирваны: преисполненное красоты и нежности созерцание Вселенной, и отдаленной и вместе с тем бесконечно раскрытой тебе навстречу. Спустя примерно час я вышел из этого состояния, наглядно убедившись, что никакой причины для самоубийства здесь крыться не могло. Тогда я попробовал направить внимание в глубь себя, пронаблюдать истинное состояние своих эмоций и ощущения. То, что за этим последовало, повергло меня в ужас. Я словно приник к окуляру подзорной трубы и вдруг обнаружил, что кто-то специально загораживает мне видимость, приложив с противоположной стороны ладонь. Как бы я ни старался разглядеть, что там внутри меня происходит, все мои попытки были тщетны. Тогда резким волевым усилием я попытался протолкнуться сквозь эту стену глухой темноты, и тут внезапно, но явственно почувствовал, как из поля зрения у меня поспешно ускользает что-то непонятно живое. Разумеется, под "полем зрения" я не имею в виду нечто физически осязаемое - то было чисто умозрительное ощущение. Но было оно таким потрясающе явственным, что я едва с ума не сошел от ужаса. От непосредственно угрожающей физической опасности можно спастись бегством. От этой опасности бежать было некуда, она находилась у меня внутри.
     Почти неделю после этого мною владел беспросветный ужас. Никогда еще в жизни я не был так близок к безумию. Ибо несмотря на то, что я вновь находился в окружении привычной действительности, безопасности при этом я уже не чувствовал. Мне казалось, что, возвратясь в мир сознания, я напоминаю собой страуса, прячущего голову в песок, то есть веду себя так, словно отказываюсь видеть опасность.
     Хорошо, что в ту пору я находился не у дел: заниматься чем-либо я был просто не в состоянии. Но примерно через неделю мне пришла мысль: "А чего ты, собственно, страшишься? Ведь с тобой ничего не случилось". И от этой мысли я мгновенно приободрился. А как раз через несколько дней компания "Стэндэрд моторс энд инджиниэринг" предложила мне должность начальника медицинской службы. Я принял предложение и с головой ушел в работу этого громадного многоотраслевого производственного концерна, что на долгое время лишило меня возможности уединиться с мыслями или спланировать новые эксперименты. А едва мне случалось хотя бы мимолетом подумать об опытах с мескалином, как с моим самочувствием происходил такой перепад, что я всякий раз поспешно придумывал для себя повод вернуться к этим мыслям как-нибудь в другой раз.
     Шесть месяцев назад я все-таки вернулся к этому вопросу; на этот раз, правда, под несколько иным углом. Мой друг Рупперт Хаддон из Принстона рассказал, как с помощью ЛСД провел у себя ряд чрезвычайно успешных экспериментов по излечению сексуальных маньяков. Излагая свою теорию, он подразумевает то самое погружение в сферу умственной привычки, о котором я веду речь. Гуссерль осознал, что, имея в своем распоряжении топографические карты, на которые нанесен каждый сантиметр земной поверхности, мы в то же время не располагаем атласом к миру своего ума.
     Чтение Гуссерля возобновило мою отвагу. [1] Мысль попробовать мескалин еще раз приводила меня в ужас; феноменология же ведет отсчет именно от изначального, обычного состояния сознания. Так я снова начал делать записи, касающиеся проблем внутреннего мира человека и географии сознания.
     В очень скором времени я стал замечать, что какие-то скрытные внутренние силы во мне противятся тому, чтобы я проводил исследование. Стоило мне вплотную задуматься над занимающими меня проблемами, как я начинал вдруг испытывать ноющую головную боль и тошноту. Просыпаясь поутру, я ощущал себя разбитым и неотдохнувшим. Моим всегдашним увлечением была математика (хотя и на дилетантском уровне), кроме того, я неплохо играю в шахматы. И вот я стал замечать, что едва мне стоит переключить внимание на математику или шахматы, как мое самочувствие улучшается. Но как только я опять начинаю размышлять о проблемах сознания, так болезненная вялость накатывается на меня вновь.
     Моя собственная слабость стала выводить меня из себя. Я дал себе зарок одолеть ее любой ценой. С этой целью я выхлопотал у своих работодателей двухмесячный отпуск. Жену я предупредил, что буду плохо, очень плохо себя чувствовать. И вот, предельно сосредоточась, я намеренно обратил свой ум к проблемам феноменологии. Результат был именно такой, какой я предугадывал. Несколько дней я чувствовал себя усталым и разбитым. Затем у меня открылись головные боли и ломота. Вся принимаемая мною пища исходила теперь рвотой. Я слег. Используя методы анализа, предлагаемые Гуссерлем, я пытался мысленно "прощупать" причину своего дурнотного состояния. Жена не могла взять в толк, что со мной происходит, и сильно тревожилась, отчего мне было хуже вдвойне. Хорошо еще, что у нас нет детей, иначе бы я, конечно, не выдержал.
     Через пару недель я был уже так изможден, что едва мог проглатывать чайную ложку молока. Сплотив в отчаянной попытке остаток сил, я достиг самых глубинных, первородных слоев своего существа. И в этот момент я распознал местонахождение своих врагов. Я словно донырнул до морского дна, где мне внезапно сделались видны морды акул, окружающих меня плотным кольцом. Я, разумеется, не "различал" их в буквальном смысле, просто их присутствие чувствовалось столь же явственно, как можно чувствовать зубную боль. Они обретались там, на том глубинном уровне моего существа, куда свет сознания не проникает никогда.
     И в тот самый миг, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не завопить от невыразимого ужаса - ужаса человека, очутившегося один, на один со своей неминуемой страшной участью, - я с внезапной ясностью понял, что одолел их. Мои глубинные жизненные силы прянули на них всей своей мощью. Необъятная сила, о существовании которой в себе я и не подозревал, разлилась во мне во всю свою необъятную ширь. Силы врагов перед ней были ничтожны, и они вынуждены были отступить.
     Тут я почувствовал, что их скопище начинает торопливо множиться - счет шел уже на тысячи, - но вместе с тем я видел, что они передо мной попросту бессильны.
     Пришедшая внезапно мысль ожгла мозг, полыхнув словно молния. Мне все стало ясно. Я теперь знал. Я понял, почему им так важно, чтобы об их существовании никто не догадывался. Силы человека более чем достаточно, чтобы уничтожить их всех. Но пока человек не догадывается об их наличии, они могут на нем паразитировать, высасывая из него жизненные соки подобно вампирам.
     Жена, войдя в спальню, воззрилась на меня с тревожным изумлением: я хохотал как помешанный. Какую-то секунду она думала, что мой рассудок не выдержал. Но потом до нее дошло, что это смех здорового человека.
     Я попросил ее сходить и принести мне супа. Через двое суток я уже снова был на ногах, чувствуя себя настолько великолепно, как, пожалуй, никогда еще в жизни. На первых порах от сделанного открытия мной владела такая эйфория, что о паразитах мозга я вообще забыл. Потом я спохватился, поняв, что вести себя таким образом непозволительно глупо. У них передо мной было колоссальное преимущество: они знали устройство моего ума гораздо лучше, чем я. Если утратить бдительность, они по-прежнему могли со мной разделаться.
     Но в данный момент я был в безопасности. В тот день, вновь ощутив в себе через несколько часов назревающий приступ дурнотной слабости, я повторно обратился к живительному источнику внутренней силы, с оптимизмом думая о будущем человечества. Приступа как не бывало; сам же я вновь разразился безудержным хохотом. Прошла не одна неделя, прежде чем я научился сдерживать смех, всякий раз непроизвольно возникающий у меня после очередной стычки с вампирами.
     Понятно, мое открытие было настолько фантастическим, что постичь его смысл неподготовленному человеку было невозможно. Мне вообще-то необычайно повезло, что я не сделал этого открытия шестью годами раньше, когда работал в "Трансуорлд косметикс". В течение всего срока, предшествовавшего открытию, мой ум исподволь готовился к нему, незаметно прогрессируя в нужном направлении. После истекших месяцев я все больше проникаюсь мыслью, что дело здесь было вовсе не в удаче. У меня складывается ощущение, что на стороне человечества действуют какие-то могущественные силы, хотя какие именно, я не имею представления..."
     (Последнее предложение мне хочется выделить особо: я сам всегда инстинктивно это чувствовал.).

***

     "Я говорю это в связи вот с чем. Вот уже более двухсот лет ум человека является неизменной добычей вампиров энергии. Бывали отдельные случаи, когда им удавалось полностью завладеть умом человека и использовать его в своих целях. Я, например, почти уверен, что одним из таких "оборотней" рода человеческого был де Сад, чей мозг всецело находился во власти у вампиров. Богохульство и мерзость его писания не свидетельствуют, как оно нередко бывает, о некоей "демонической живости стиля" - доказательством тому является то, что книги де Сада так и остались образцом творческой незрелости, несмотря на то, что их автор дожил до семидесяти четырех лет. Целью и смыслом его жизненного творчества было усугублять разброд в людских мыслях, намеренно искажая и извращая правду о сексе.
     Едва я прознал о существовании вампиров мозга, как вся история двух прошедших столетий стала мне до нелепости ясной. Примерно до 1780 года (а именно этот срок является ориентировочной датой по-настоящему масштабного вторжения вампиров мозга на Землю) почти все искусство у людей носило жизнеутверждающий характер - взять музыку Гайдна и Моцарта. После вторжения вампиров мозга этот солнечный оптимизм стал для людей творчества почти недосягаем. Своими орудиями паразиты сознания всегда избирали людей с наиболее тонким интеллектом, потому что именно такие люди пользуются наибольшим влиянием у остального человечества. Очень немногим творческим натурам оказывалось под силу сбросить с себя гнет вампиров, причем такие люди обретали через это новую силу. К числу таких, несомненно, принадлежал Бетховен; Гете тоже тому пример.
     И это с предельной ясностью объясняет, отчего паразитирующим на уме вампирам так важно, чтобы об их присутствии никто не догадывался; чтобы человек не сознавал, что они сосут из него жизненные соки. Человек, одержавший над вампирами верх, становится для них вдвойне опасен, поскольку в нем пробуждаются силы самообновления. Видимо, в таких случаях вампиры пытаются покончить с ним иным способом: натравить на него других людей. Следует вспомнить, что смерть Бетховена наступила после того, как он, покинув дом сестры после какой-то непонятной ссоры, гнал несколько миль под дождем в открытой повозке. Обобщая множество разрозненных фактов, мы обнаруживаем, что именно в девятнадцатом веке крупные творческие личности впервые начинают сетовать на то, что "мир ополчился против них". Гайдн и Моцарт, напротив, встречали у своих современников любовь и понимание. Как только талант уходит из жизни, пропадает и общая к нему неприязнь: вампиры мозга ослабляют свою хватку, у них и без того есть за кем присматривать.
     По истории литературы и искусства начиная с 1780 года можно проследить, как шла борьба с вампирами сознания. Творческие личности, отказывавшиеся проповедовать пессимизм и безверие, уничтожались. Хулители же жизни зачастую доживали до самого преклонного возраста. Небезынтересно, например, сопоставить судьбу хулителя жизни Шопенгауэра и безудержного ее апологета Ницше, сексуального дегенерата де Сада и мистика эротики Лоуренса.
     За исключением этих очевидных фактов я не очень преуспел в изучении вампиров мозга. Я бы, пожалуй, предположил, что в небольшом количестве они присутствовали на Земле всегда. Возможно, что христианское понятие дьявола исходит из смутного, интуитивного сознания той роли, которую вампиры играли на протяжении истории человечества: их вожделения завладеть умом человека, обратив его во вред всему живому, всем жителям Земли. Но обвинять вампиров во всех бедах человеческой цивилизации было бы ошибочным. Человек - это животное, стремящееся возвыситься до бога. Многие из наших бед - неизбежный побочный эффект направленного на то усилия.
     У меня есть на этот счет теория, которую я попытаюсь изложить для завершения мысли. Я склонен считать, что во Вселенной существует множество цивилизаций подобных нашей, и ими также движет стремление к развитию. На ранних этапах эволюции любую цивилизацию заботит в основном то, как обуздать природную среду, как одолеть врагов, как вдоволь обеспечить себя пищей. Но рано или поздно наступает момент, когда трудности начального этапа уже преодолены, и тогда цивилизация может обратиться взором в глубь себя, вкусить радость полета мысли. "My mind to me a kingdom is" ("Мой ум для меня королевство" англ.), - сказал когда-то Эдуард Дайер. Так вот, когда человек приходит к осмыслению того, что его ум - королевство в самом прямом смысле, огромная неизведанная страна, вот тут он и переступает ту черту, что отделяет животное от бога.
     И я подозреваю, что вампиры мозга существуют тем, что отыскивают цивилизацию, близкую уже в своем развитии к той точке, где происходит скачок на качественно новый уровень, и начинают на такой цивилизации паразитировать, занимаясь этим до тех пор, пока в конечном счете ее не изведут. Последнее, правда, не является для них самоцелью, ведь тогда им придется разыскивать новый питающий их организм. Единственно, чего им нужно, это чтобы та колоссальная энергия, что выделяется при поступательном движении эволюции, питала их как можно дольше. Следовательно, целью вампиров является не допустить, чтобы человек прознал о мирах, скрытых в нем самом; следить за тем, чтобы его внимание рассеивалось наружу. Думаю, невозможно усомниться в том, что войны двадцатого века - преднамеренная затея вампиров. Поэтому более чем вероятно, что Гитлер, как и де Сад, был еще одним из числа отягченных злом "оборотней". Мировая война, равная по масштабу концу света, не отвечала бы их интересам, а вот затяжные войны масштабом поменьше устраивали бы их идеально.
     Как повел бы себя человек, доведись ему уничтожить или хотя бы прогнать вампиров мозга? Первое, что за этим последовало бы, - это, наверное, чувство небывалого облегчения ума, освободившегося наконец от гнетущего бремени; прилив сил и энтузиазма. Первый такой прилив наверняка ознаменовался бы рождением многочисленных шедевров мирового искусства. Человечество уподобилось бы детям, выпущенным из школы в день последнего звонка перед каникулами. А потом человек обратил бы свою энергию в глубь себя. Он перенял бы наследие Гуссерля (кстати, весьма примечателен тот факт, что именно Гитлер распорядился убить Гуссерля, причем как раз тогда, когда работа последнего вот-вот должна была увенчаться новыми открытиями). Человек неожиданно ощутил бы себя хозяином силы, в сравнении с которой водородная бомба кажется просто свечкой. Возможно, не без помощи таких стимуляторов как мескалин, он бы впервые сделался обитателем мира ума, точно так же, как сегодня является жителем Земли. Он бы пустился исследовать просторы своего сознания подобно тому, как Ливингстон и Стэнли исследовали Африку. Ему бы открылось, что в нем самом существует множество воплощений его собственного "я", наивысшие из которых олицетворяют то, что у наших предков носило бы имена богов.

     Есть у меня и еще одна гипотеза, звучащая настолько непредставимо, что я с трудом осмеливаюсь говорить о ней. Суть ее в том, что вампиры сознания, сами о том не ведая, слепо выполняют волю какой-то силы, еще более могущественной. Они, разумеется, способны вызвать гибель любой цивилизации, на которой станут паразитировать. Но если такая цивилизация каким-то образом проведает о нависшей над ней угрозе, то исход неизбежно окажется противоположным тому, который, казалось бы, логически предрешен. Одним из главных препятствий, мешающих эволюции человека, являются его докучливая лень и невежество, привычка плыть вниз по течению, полагаясь на то, что утро вечера мудренее. В каком-то смысле это, пожалуй, представляет для эволюции даже большую опасность (или уж по меньшей мере помеху), чем сами вампиры. Стоит человечеству прознать о вампирах, и сражение уже наполовину выиграно. Если у человека есть цель и вера в ее осуществление, он уже почти непобедим. Получается, вампиры сами могли бы невольно послужить причиной тому, что человек поднялся бы против собственного безразличия и лени. Однако это все так, просто слова...
     А вот эта проблема будет посложнее всех моих абстрактных рассуждений. Каким образом можно от вампиров избавиться? Просто взять и опубликовать "изобличающие" их факты? Даже думать смешно. Примеры из прошлого не значат вообще ничего, на них никто не обратит внимания. Надо каким-то образом привлечь к опасности внимание жителей Земли. Я мог бы сделать то, что проще всего: устроить себе телеинтервью или написать ряд газетных статей на волнующую меня тему. Что ж, может, меня и выслушают, хотя, как мне кажется, люди скорее всего просто отмахнутся от меня как от помешанного. Да, действительно, проблема из проблем. Я не вижу какого-либо способа убедить людей - разве что убедить их принять дозу мескалина. Однако нет никакой гарантии, что мескалин принесет желаемый эффект. Иначе можно было бы рискнуть и бухнуть его целую кучу в тот же городской водопровод. Нет, такая затея немыслима. Разум - чересчур хрупкая вещь, чтобы подвергать его риску, когда вампиры сознания, собравшись всем скопищем, только и выжидают момента, чтоб напасть. Теперь ясно, отчего эксперимент на "Трансуорлд косметикс" окончился полным провалом. Вампиры намеренно уничтожили тех людей, как бы предупреждая меня о возможных последствиях. Простому человеку недостает умственной организованности, чтобы оказывать им сопротивление. Вот почему так высок уровень самоубийств...

продолжение

ПРИМЕЧАНИЕ galactic.org.ua
[1] Гуссель (Husserl) Эдмунд (1859-1938), немецкий философ, основатель феноменологии. Стремился превратить философию в «строгую науку» посредством феноменологического метода («Логические исследования», т. 1-2).

Феноменология — учение о феноменах, явлениях ( jainomenon по греч. значит все являющееся нашим чувствам, явление). Как установившийся философский термин, Ф. получает значение со времен Канта, понимавшего под этим термином ту часть метафизики природы, которая определяет движение или покой лишь в отношении к способу представлений или модальности, стало быть как явлений внешних чувств (“Met. Auf. d. Naturw. “, Vorw. XXI). У Гегеля термин этот получает более специальное значение “учения об образовании науки вообще или знания” (Phanom., 22). Под Ф. духа в более тесном смысле Гегель разумеет “изображение сознания в его поступательном движении от первого непосредственного противоположения между ним и предметом до абсолютного знания” (Log. 1, 33, Enсykl. 414).
Феноменология, по Гуссерлю, не теория, она беспредпосылочна и следует логике проясняемых понятий. В ее сфере существование внешнего мира — метафизический вопрос, а направление исследований — «противоположно естественному»: оно нацелено не на предметы, которые в наивной установке полагаются существующими, а на акты в их смысловом содержании (значении), которое — поскольку познание реализуется в высказываниях — необходимо извлечь из психологической и грамматической оболочки. Таким образом, задача феноменологии — обнаружение изначального опыта сознания путем феноменологической редукции (эпохе), состоящей в исключении каких-либо утверждений о бытии и достижении последнего неразложимого единства сознания — интенциональности (т.е. направленности на предмет).
Вернее, у Гуссерля феноменология есть не учение о самой сущности, а наука о созерцании сущности, о сознании, созерцающем сущность.

Подробнее смотрите в словарной статье  "ФЕНОМЕН - ФЕНОМЕНАЛИЗМ - ФЕНОМЕНОЛОГИЯ"

 

1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
 10.
 11.
 12.
 13.
 14.
 15.
  16.
 17.
 18.
 19.
 
 

- человек - концепция - общество - кибернетика - философия - физика - непознанное
главная - концепция - история - обучение - объявления - пресса - библиотека - вернисаж - словари
китай клуб - клуб бронникова - интерактив лаборатория - адвокат клуб - рассылка - форум